Закрыть поиск

Дитер Мартин Кеги: «Опера всегда была моей жизнью»

В Самару пригласили на постановку режиссера из Швейцарии

На днях на обновленной сцене театра прозвучит «Мадам Баттерфляй» Джакомо Пуччини

Валерий ИВАНОВ
"Самарские известия"
№ 43 (6232) от 14.03.12

Гость нашей газеты – оперный режиссер из Щвейцарии Дитер Мартин Кеги. В Самарском театре оперы и балета он работает над постановкой оперы Джакомо Пуччини «Мадам Баттерфляй».

Вехи творчества

- Пожалуйста, г-н Кеги, несколько слов о себе.
- Я родился в Швейцарии, в Цюрихе. С театром был связан всегда, еще ребенком играл на сцене и впитал в себя страсть к сцене, к театру. Каждый вечер посещал спектакли. Таким образом, вопрос о том, чем мне заниматься в дальнейшем, никогда не возникал. Я принадлежу театру, и опера всегда была моей жизнью. Театральный мир я познал во всех его ипостасях. Вначале был танцором, затем пел в хоре, изучал музыковедение. На протяжении двенадцати лет руководил оперным театром в столице Ирландии Дублине. Глубоко знаю оперу и отдаю себе отчет в том, что я действительно счастливый человек, потому что занимаюсь тем, что приносит мне счастье.

- В каких странах мира вам довелось работать?
- Моя молодость прошла в Швейцарии. Первые шаги как оперный режиссер я сделал в Цюрихе, а в дальнейшем работал во всем мире – вначале в Европе, затем в Азии, США. Что касается России, то я уже поработал в Перми. На будущий год есть проект с екатеринбургским театром.

- Каким оперным постановкам вы отдаете предпочтение?
- Если у меня есть выбор, предпочитаю ставить современные оперы, в особенности здравствующих композиторов и если произведение ставится впервые. Такие постановки публика воспринимает свежим взглядом, не сравнивая, скажем, с многочисленными «Травиатами», которые видела до этого. Соответственно, она более открыта для восприятия.

- Назовите, пожалуйста, несколько поставленных вами современных опер.
- Это опера «Тиль Уленшпигель» российского композитора Николая Каретникова, которую я поставил во Франции. А совсем недавно в Берне состоялась премьера оперы «Гнев» швейцарского композитора, который пока мало известен за рубежом. Я был счастлив, что и само это сочинение, и постановка имели большой успех.

«Риск бывает оправдан»

- Вы, г-н Кеги, четвертый зарубежный режиссер, работающий в нашем оперном театре за всю его 80-летнюю историю
- Надеюсь, что я не буду последним. Сейчас в Европу приезжает много русских режиссеров, и очень важно в России принимать режиссеров из-за рубежа. Благодаря этому русские режиссеры, у которых сформировался свой взгляд на оперные постановки, получают возможность увидеть другие подходы к постановке опер - сквозь призму восприятия режиссеров из других стран. Так же и в Италии полезно увидеть оперные постановки, осуществленные русскими режиссерами. Например, поставленную Львом Додиным совместно с Мстиславом Ростроповичем оперу Чайковского «Мазепа» в миланском театре Ла Скала.

- Создается впечатление, что в последнее время в мире интерес к опере значительно возрос.
- Это действительно так, но мне бы хотелось, чтобы рос интерес к новым и мало знакомым публике сочинениям. Сейчас, к сожалению, интересуются в основном известными операми. И в Европе, и в США постоянно ставится не более двадцати одних и тех же названий. Театрам сложно включать в свой репертуар что-то менее популярное, потому что это всегда рискованно с финансовой точки зрения. В первую очередь заботятся о том, чтобы был полный зал. Но риск бывает оправдан. Недавно в Монте-Карло я поставил «Мазепу», и, несмотря на то, что публика там очень привержена сложившимся традициям, был огромный успех. По окончании спектакля аплодисменты длились тридцать минут. Конечно, это заслуга отличных певцов, но и самой оперы, которую публика для себя открыла. Думаю, что зрителям нужно чаще предлагать такие сильные, интересные и являющиеся для них новинками произведения, как «Мазепа».

«Опера - не костюмированный концерт»

- Кто, на ваш взгляд, в оперном театре главный: дирижер или режиссер?
- Такой иерархии не существует, хотя, конечно, все зависит от конкретной ситуации. Не нужно забывать, что профессия оперного режиссера относительно нова. Еще 50 - 60 лет назад оперные театры обходились без режиссеров. Певцы старшего поколения, которые привыкли работать в другой манере, часто отдают предпочтение дирижеру, и в отношениях треугольника дирижер - режиссер - исполнители иногда возникает напряженность. Сегодня в процессе подготовки спектакля одинаково важны и дирижер, и постановщик, и существует много различных возможностей соблюдать этот баланс значимости этих двух персон. В идеале это должна быть совместная работа - только так рождается чудо прекрасного творчества. К сожалению, дирижеры часто бывают на гастролях, появляются только в самом конце работы режиссера над спектаклем и видят конечный результат. Здесь, в Самаре, нам повезло: мы с маэстро Александром Анисимовым вместе с самого начала постановочного процесса.

- Композитор, сочиняя музыку, так или иначе, ориентируется на конкретное время и место действия. Но многие теперешние режиссеры закрывают на это глаза, что очень смущает традиционную публику.
- Я думаю, что основная задача режиссера - проникнуть в суть произведения и попытаться заново раскрыть его публике, чтобы люди захотели купить билеты, придти в театр и увидеть настоящее творчество. Оперный спектакль – не костюмированный концерт, каким он был раньше и, к сожалению, нередко бывает сейчас. Но это же неинтересно. Допустим, композитор, живущий в начале ХХ века, пишет о событиях ХVIII века. В этом уже есть определенное несоответствие. В живописи такое встречается повсеместно и принимается всеми. Мы можем видеть, например, распятие Христа на фоне пейзажа, более соответствующего эпохе Ренессанса. А вот в опере подобные смещения принимаются далеко не всегда.

- В одной из российских постановок вердиевской «Аиды» поют о Египте и Эфиопии, а на сцене – современный город, а вместо жрецов - члены советского политбюро.
- Я думаю, что это еще и вопрос взаимоотношений между персонажами. Если характеры персонажей и заложенный в сюжете конфликт между ними сохраняются, если я могу прочувствовать, воспринять то, что играют актеры на сцене, и это мне близко, то абсолютно неважно, в каком антураже и на фоне какого пейзажа это происходит: в Египте или, может быть, на Луне.

- Неважно для режиссера-постановщика или для зрителя?
- И для того, и для другого. Верди заказали оперу на египетский сюжет, потому что премьера была приурочена к открытию Суэцкого канала. Но сегодня «Аида» будет смешно выглядеть на фоне египетских пирамид, хотя такие постановки время от времени осуществляются. Главное не это, а то, что в «Аиде» заключен конфликт между двумя религиями, конфликт отца и дочери. Опера именно об этом.

- А вот мне довелось видеть замечательные постановки такого рода, в том числе в Ла Скала, и в Большом театре.
- Я сам ставил «Аиду», где на сцене были две части пирамиды, которые в конце оперы смыкались, создавая гробницу. Я говорю о том, что не очень хорошо пытаться воссоздать в оформлении спектакля реальную атмосферу, например, рисовать на заднике и кулисах «настоящие» атрибуты, соответствующие месту действия. Опера – наименее реалистичное из всех искусств. Мы же не поем в жизни, а разговариваем. И как только я принимаю эту аксиому, я могу трансформировать абсолютно все. Мне кажется, что сама по себе условная сущность оперы, присущая ей абстракция не могут сочетаться с документальной реконструкцией. Когда оперы исполняют в реальной, живой обстановке, получается фальшиво: реальная природа не гармонирует с абстракцией пения.

- Существуют ли, на ваш взгляд, какие-то рамки для режиссерских фантазий?
- Я считаю, что если все делается умело, умно и в соответствии с музыкой, то никаких ограничений быть не может. Но при этом не все оперы в одинаковой степени поддаются трансформациям. Я, например, не представляю, чтобы «Мадам Баттерфляй» игралась в интерьере московского метро. В этом не будет смысла, потому что эта опера пронизана японским колоритом. В ней идет речь о конфликте двух культур, о страданиях Чио-Чио-сан, которая ждет возвращения иностранца. Мы не поймем всего этого, если не будем видеть конкретную обстановку. Но при этом совсем не обязательно выводить на сцену настоящих японцев и все отображать абсолютно идентично и реалистично. Нужно иметь в виду, что между «Аидой» и «Мадам Баттерфляй» огромная разница: Верди не пытался передать в своей музыке дух и колорит Египта, в то время как влияние Японии на музыку оперы Пуччини огромно. Он долго изучал ее культуру, звучание японских инструментов.

«В театре прекраснейшая атмосфера»

- Именно Александр Анисимов, художественный руководитель и главный дирижер нашего театра, пригласил вас на постановку «Мадам Баттерфляй». С ним у вас, очевидно, давние творческие связи.
- С маэстро Александром Анисимовым мы много работали в Дублине. У нас было около десяти оперных постановок, и не только русских опер. Мы открыли для себя, что очень близки по своим вкусам, взглядам, идеям, что нам нравятся одни и те же артисты, певцы, спектакли. Я уже давно не в Дублине, но мы старается сохранять наше сотрудничество с маэстро Анисимовым и в Европе, и в России. И когда он позвонил мне и предложил поставить в Самаре «Мадам Баттерфляй», я сразу согласился. Александр Анисимов прекраснейший музыкант и человек, обладающий яркой энергетикой. Каждый раз, когда он спускается в оркестровую яму, все преображается. Его открытость, доброжелательность, интерес в работе делают общение с ним настоящим чудом. Думаю, что Самаре очень повезло с маэстро.

- Оказывает ли на вашу режиссерскую концепцию сценография спектакля?
- Конечно. Но наибольшее влияние на конечный результат оказывает совместное творчество дирижера, режиссера, декоратора и художника по костюмам. То, что в итоге видит публика, это, наверное, один из сотен вариантов, которые возникали в процессе их совместной работы. Это результат долгих поисков и дискуссий.

- Какое впечатление произвел на вас наш театр, как вам работается с труппой, есть ли у вас взаимопонимание?
- Сцена театра прекрасно оснащена. В Европе не так много таких сцен. Великолепный зал. Мне нравится сама пропорция сцены и зрительного зала, хотя снаружи впечатление совсем другое: ожидаешь увидеть помещение на три тысячи человек. Тем больший контраст за счет интимной атмосферы внутри здания. С труппой у меня полное взаимопонимание, атмосфера прекраснейшая, и я не устаю везде об этом говорить. Все настолько открыты, так хотят работать. Это очевидно. Мне нравится работать с артистами, и думаю, что это взаимно. Надеюсь, что это почувствуют все, кто придет на премьеру.

Источник
Написать нам