Экзотическая роскошь и правда переживаний

Валерий ИВАНОВ
№64 (6493) от 12.04.13, "Самарские известия"

В репертуар Самарской оперы вернулось одно из лучших сочинений Верди

 Театр представил яркое сценическое действо

 Постановка вердиевской «Аиды» стала очередным шагом вернувшегося в обновленные пенаты театра по формированию своего заметно поредевшего за годы скитаний оперного репертуара. При этом очевидна инициатива нового художественного и административного руководства театра по активному привлечению к постановкам отечественных и зарубежных мастеров, обладающих яркой индивидуальностью, а также явное предпочтение реалистической постановочной традиции.

Такие разные «Аиды»

 При постановке «Аиды» давно выработались своеобразные стандарты, в числе которых почти непременная стилизованная пластика персонажей, отсылающая к уходящим в глубь веков египетским росписям, непременные громады пирамид в декорациях и костюмы, подчеркивающие некий «инопланетный» колорит действующих лиц.
 В разные годы довелось видеть роскошные, решенные в традиционной манере постановки «Аиды» - в Большом театре, в Киевской опере, спектакль гастролировавшего в 1970-е годы в Москве миланского Ла Скала. «Аида» одной из первых оказалась ввергнутой в пучину постмодерна. Сенсацией стала ее постановка 2004 года в Новосибирске, осуществленная режиссером Дмитрием Черняковым и дирижером Теодором Курентзисом. Этот спектакль стал эталоном талантливого, но скандального и не имеющего ничего общего с оригиналом личностного самовыражения режиссера-постановщика. Он вобрал в себя, кажется, все самые радикальные новации, характерные для «новой волны» оперной режиссуры. Закрыв глаза, можно слушать знакомые мелодии, но одного взгляда на сцену достаточно, чтобы понять: ничего общего с изначальным сюжетом нет и в помине.
 Богата история и куйбышевских - самарских постановок «Аиды». Она была в афише первого сезона театра и в течение первых шести сезонов с интервалом в два - три года ставилась трижды. Шедшие с одним и тем же составом исполнителей, но с разными дирижерами - Л.Гискиным и И.Заком, и в постоянно обновляемом оформлении эти постановки отнесены к удачам театра.
 Успехом у зрителей пользовалась «Аида», поставленная в 1961 году знаменитым ленинградским режиссером Романом Тихомировым - как раз в это время на экраны вышел его фильм-опера «Евгений Онегин», и дирижером Савелием Бергольцем. В спектакле великолепно пели В.Егоров - Радамес и Я. Иванов - Амонасро.
 Значительной удачей стала постановка «Аиды», осуществленная в 1975 году. Это была первая премьера в куйбышевском театре нового главного дирижера Льва Оссовского. Спектакль отличался эффектной режиссурой Бориса Рябикина, красочностью и монументальностью оформления московских художников Т. и И.Старженецких. Ведущие партии исполняли Г.Усенкова - Аида, А.Дорофеев - Радамес, Николай Коваленко и Анатолий Пономаренко - Амонасро, Полина Губская - Амнерис.
 Следующую постановку «Аиды» на сцене театра осуществили в 1992 году Игорь Чернышев, являвшийся главным балетмейстером театра, и дирижер Николай Коваленко. Эта «Аида» не претендовала на постановочный эпатаж, в ней все было в рамках традиционной реалистической манеры, насколько само по себе понятие реалистичности применимо к экзотической среде обитания персонажей. Но в целом создавалось впечатление, что исполнители остались наедине со своими проблемами, преодолевая сценические рифы роли по своему собственному разумению и в меру своих актерских способностей, а не по четкому режиссерскому замыслу. Одной из лучших в спектакле была Т.Жукова. Ее Амнерис привлекала силой и страстностью натуры, сценическим обаянием, но, прежде всего, - полнокровным и свободным звучанием голоса, легко преодолевающим вокальные сложности партии.

Новое прочтение

 Постановочную команду самарской «Аиды» - 2013 составили дирижер - художественный руководитель и главный дирижер театра Александр Анисимов, режиссер Юрий Александров, художник Вячеслав Окунев, балетмейстер Ирина Шаронова – все из Санкт-Петербурга, а также художник по свету Ирина Вторникова (Ростов-на-Дону) и хормейстер Валерия Навротская.
 Спектакль поставлен с подлинным размахом, в традициях «большой оперы». Он идет с тремя антрактами, что само по себе является заявкой на заведомо высокий эмоциональный градус действия и самоотдачу исполнителей. Роскошно оформление, погружающее зрителей в экзотическую ауру древнего Египта. Его главная изобразительная доминанта – бесстрастно смотрящая в зал рассеченная трещиной – знак времени - голова сфинкса. Две половины символической пирамиды обрамляют сценическое пространство в массовых сценах, перемещаются по сценической площадке, обозначая то или иное конкретное место действия, и, наконец, смыкаются, как бы закрывая могилу, в которую заточен Радамес. Великолепна световая партитура, оживляющая экзотические панорамы: сверкающую золотом помпезную площадь в Фивах, отливающий серебром ночной Нил, окутанную мертвенной бледностью могилу главных героев в трагическом финале. Хороши и чрезвычайно колоритны выполненные в традиционной для «Аиды» терпкой цветовой гамме костюмы. Триумфальный победный марш представлен в виде шествия экзотических – этот термин заменить невозможно – масок египетских божеств. Отдельный постановочный штрих Юрия Александрова – появляющийся в сцене триумфа победителей-египтян всадник на белоснежном коне, воспринимаемый как символ всеобщего ликования и торжества.
 Танцы, обычно – за исключением сцены «Площадь в Фивах» - выполняющие в «Аиде» сугубо вспомогательную функцию, в этом спектакле обретают особую значимость. Фантазией балетмейстера они превращены в самодостаточные, решенные в стилистике броских шоу дивертисменты с немалой долей преподнесенной в ироническом ключе откровенной эротики. Благодаря этому камерная сцена у Амнерис до момента ее драматичного объяснения с Аидой обретает колорит оргии, в которой участвует сама Амнерис, ее окружение и томные темнокожие атлеты. Это необычно и, нужно сказать, впечатляет, привнося особую пряную краску в действие. А вот в сцене посвящения Радамеса в военачальники, где преобладают таинственные молитвенные мотивы, поставленный танцевальный дивертисмент кажется излишне броским и вызывающим.
 Увязать воедино все сюжетные линии оперы, помочь каждому исполнителю отыскать глубинное психологическое зерно роли и добиться от него достоверности сценического бытия - задача не из простых. Но от нее никуда не уйти, ибо в противном случае оперный спектакль превращается в подобие костюмированного концерта. Ничего подобного в самарской «Аиде» нет и в помине. Режиссер-постановщик стремится не только к логической выстроенности мизансцен, но и к максимальной психологической достоверности сценического существования персонажей, каждый из которых – живое лицо, характер. Предложено немало оригинальных поведенческих деталей, мизансцен. Так, Аида появляется первый раз на сцене не затюканной, ушедшей в себя рабыней, а светящейся изнутри девушкой, держащей в руке цветок для своего возлюбленного Радамеса. А в сцене Нила, уговаривая Радамеса бежать, прибегает к чисто женским чарам, обольщая его призывным танцем и томной пластикой тела. Радамес откровенно громко смеется в лицо Амнерис, на коленях умоляющей его спасти свою жизнь ценой отказа любви к Аиде. В сцене судилища впечатляет выход жрецов, как бы опутывающих паутиной страждущую Амнерис. Все это требует от исполнителей не только недюжинных актерских способностей, но и умения не преступать границы вкуса и внутреннего такта, а этого, к сожалению, не всегда удается избежать.
 Даже в не понятном большинству слушателей итальянском, на котором идет опера, ощущаются изъяны фразировки, нивелирующие порой характер персонажа. Одной реплики «Не предавай», с которой плененный царь эфиопов Амонасро обращается к узнавшей его дочери, довольно для обрисовки этой оказавшейся в западне хищной пантеры. Но такая краска не присуща лирическому от природы Георгию Цветкову, и это не единственный пример несовпадения индивидуальности актера и характера исполняемого персонажа. По большому счету лирический тенор Дмитрия Крыжского в не в полной мере соответствует мужественному характеру и напряженной тесситуре партии Радамеса. Выручают свежесть тембра и полетность его красивого сильного голоса, но в верхнем регистре иногда появляется предательский дребезг – свидетельство излишнего напряжения. То же относится и к Наталье Фризе, исполнительнице партии Амнерис, которая требует огромного голосового диапазона и колоссальной сценической энергетики. Но сама по себе мощная энергетика не всегда помогает опытнейшему Зурабу Базоркину преодолеть вокальные рифы партии Амонасро. Для молодого баса Георгия Шагалова «Аида» стала своеобразным бенефисом. Он единственный исполнитель, кому поручены две ответственные партии – царя и верховного жреца Рамфиса, особенно удавшаяся певцу как вокально, так и сценически.
 Из составов исполнителей, занятых в премьерных спектаклях «Аиды», предпочтение следует отдать участвовавшему в первом показе. В нем лидировали приглашенные артисты и ввиду болезни не был занят ведущий исполнитель партии Амонасро Василий Святкин. Являющийся ныне столичным солистом Михаил Губский, благодаря редкостной работоспособности и упорству, сумел выработать в своем лирическом голосе качества, необходимые для исполнения крепкого драматического тенорового репертуара. Нужно сказать, что большинство отечественных драматических теноров прошло такой же путь, в то время как для певцов-итальянцев это амплуа является естественным, дарованным самой природой.
 Ирина Крикунова, успешно исполнившая на самарской сцене такие разноплановые партии, как Виолетта, Ярославна и Чио-Чио сан, была на высоте и в заглавной партии «Аиды», создав гармоничный вокально-сценический образ и не отступив при этом от заданных режиссером тонких психологических деталей мизансцен. Татьяна Ларина в игровом плане показалась более традиционной исполнительницей Аиды, а интонационные погрешности певицы были, очевидно, связаны с ее первым выходом в этой партии.
 Яркое впечатление оставила Амнерис солистки московской «Новой оперы» Анастасии Бабичевой. В голосе певицы, может быть, нет ярко выраженных глубоких меццо-сопрановых красок, но это компенсируется мощью, свободой и эмоциональной насыщенностью его звучания, обретающего порой вагнеровский масштаб.
 Свои лучшие качества продемонстрировал хор, порадовавший и мощью звучания в масштабных массовых сценах, и выразительными пиано и крещендо, например, в сцене судилища.
 Прочтение Александром Анисимовым партитуры Верди отличается глубиной и высоким пиететом к композитору. Оно показалось в лучшем смысле традиционным, помогающим выявить мелодические красоты и выразительные глубины прекрасной музыки и при этом не дающим никаких послаблений исполнителям даже в предельно сложных в вокальном отношении местах – и это тоже в традиции «большой оперы». Маэстро ведет спектакль в классической академической манере, воодушевляя исполнителей и музыкантов оркестра своим темпераментом в кульминационные моменты действия.
 Новую постановку «Аиды» можно без всяких оговорок отнести к удачам театра. Она будет иметь успех у публики, но, конечно, при условии достойных составов, в которых, очевидно, все-таки не обойтись без приглашенных солистов.