«Расхожий» шедевр Джоаккино Россини

"Самарские известия", 4.12.2013
Валерий Иванов

В оперном поставили «Севильского цирюльника»

Театр порадовал на редкость гармоничным спектаклем

Последний осенний месяц подарил меломанам нашего города праздник. В репертуаре Самарской академической оперы после долгого перерыва вновь появился «Севильский цирюльник» - лучшая опера итальянского композитора Джоаккино Россини. Постановочную команду возглавили главный дирижер театра Александр Анисимов - музыкальный руководитель и дирижер спектакля, и режиссер-постановщик Михаил Панджавидзе (Минск).

Издержки тотальной популярности
Трудно назвать более популярную оперу, нежели «Севильский цирюльник». В ней сошлись и захватывающее, с бесконечной чередой комических ситуаций либретто по блестящему первоисточнику Бомарше, и искрометная, брызжущая юмором и весельем музыка, которую узнают даже те, кого вряд ли можно заподозрить в почитании оперного жанра.
Как стебелек, который стоит только поместить в плодородную почву, чтобы он тут же расцвел, «Севильского», кажется, достаточно просто «выплеснуть» на сценические подмостки, и праздничное действо само заиграет яркими красками, пленяя каскадом бравурных мелодий, блестящих фиоритур и речитативов. А что еще нужно публике.
Может быть, поэтому «Севильский цирюльник» - в компании таких оперных хитов, как, например, вердиевская «Травиата» и «Евгений Онегин» Чайковского, которым тотальная популярность в какой-то момент перестала служить добрую службу. Было время, когда за эти оперы редко брались ведущие маэстро, предпочитавшие для себя более «масштабные» названия и поручавшие своим ассистентам оперные «шлягеры», в которых нечасто случались оригинальные режиссерские находки и исполнительские откровения.
В подобной судьбе «Севильского» не раз доводилось убеждаться в разные годы на его представлениях в Большом, Мариинском, Киевском и других театрах. Если какие-то из этих спектаклей и запали в память, то только благодаря великолепным певцам - исполнителям ведущих партий - их, к счастью, было немало. Что же касается самих постановок, то они походили одна на другую, как сестры-близняшки.

На самарских подмостках – без претензий
«Севильский цирюльник» значился среди самых «ударных», беспроигрышных в афише первого сезона открывшегося в 1931 году Средневолжского краевого театра оперы и балета. Эта опера упоминается в сезоне Куйбышевского оперного театра 1938 – 1939 годов. Находившийся в военные годы в эвакуации в Куйбышеве Большой театр СССР в 1942 году показал своего «Севильского цирюльника» в новом сценическом оформлении. Эта опера шла в нашем театре и в послевоенные годы, хотя свидетельств о тех или иных музыкальных и режиссерских достижениях в постановках «Севильского цирюльника», осуществленных на самарских подмостках, обнаружить не удалось.
Запомнился дебют в партии Фигаро молодого Николая Полуденного, который в 1965 году именно в этой партии впервые вышел на куйбышевскую сцену. Премьера «Севильского цирюльника», предшествующая нынешней, состоялась в декабре далекого 1976 года. За пультом был Василий Беляков, режиссер спектакля Георгий Торбин. В числе исполнителей, занятых в этой постановке, Валерий Бондарев - Альмавива, Владимир Киселев - Бартоло, Елена Скобкина - Розина, Анатолий Пономаренко - Фигаро, Виктор Капишников - Базилио. В 1984 году была представлена новая редакция этого спектакля, который еще долгое время оставался в афише театра. В разные годы в нем выступали Лариса Тедтоева – Розина, Василий Навротский – Бартоло и Базилио, Вячеслав Храмов - Фигаро.
По прошествии многих лет «Севильский цирюльник» образца 1976 года продолжал идти уже как бы по инерции, без каких-либо претензий на сценическую изощренность и музыкальные откровения. Тем не менее, подпитываемый «самодеятельностью» и импровизационными придумками самих исполнителей этот спектакль по-прежнему принимался публикой - такова магия музыки Россини.

Ажурные ритмы оркестра
К нынешней постановке комической оперы «Севильский цирюльник» Самарский театр подошел со всей серьезностью, не как к проходному кассовому спектаклю. Свидетельство этого - постановочная команда, в составе которой избранные мастера. И результат – налицо.
Уже первые такты увертюры убеждают, что это не Верди и не Пуччини, на которых наш театр делал акцент в последние годы, а «упоительный» Россини. В его мелодиях – особая прозрачная легкость, ажурное переплетение ритмов и тончайших динамических нюансов. Маэстро Анисимов сумел добиться чрезвычайно гибкого, порой изящного звучания оркестра. В продолжение всего спектакля музыканты, простите за тавтологию, музицировали как никогда свободно и непринужденно, чутко аккомпанировали солистам, не позволяя им «растекаться по древу» и не заглушая их виртуозные вокальные экзерсизы.
Распахнутое зрителям действие
Михаил Панджавидзе, впервые сотрудничавший с нашим театром, в этой постановке предстал режиссером-виртуозом, приоткрывшим зрителям колорит и стилистику театральной атмосферы начала XIX века, когда был впервые показан «Севильский цирюльник». В этом режиссеру помогли и превосходное, трансформируемое на глазах зрителей слугами просцениума оформление, и исполненные с богатой фантазией костюмы персонажей - художник-постановщик Александр Костюченко и художник по костюмам Элеонора Григорук тоже из Минска.
Спектакль как бы распахнут зрителям. Основание оркестровой ямы поднято до уровня партера, убраны центральные створки барьера, отделяющего публику от оркестровой площадки. Когда гаснет свет, облаченные в черные костюмы музыканты проходят сюда из боковых дверей зрительного зала, здесь же располагаются и артисты хора. Затем из глубины зала в луче прожектора на свое место направляется маэстро Анисимов. Дирижируя оперой наизусть, на протяжении всего спектакля он остается на виду у публики, оказывается вовлеченным в действие и даже уступает на время дирижерскую палочку одному из персонажей.

В жестких рамках фантазии режиссера
Спектакль рассчитан на певцов-актеров, способных в любых, даже самых необычных сценических ситуациях сохранять естественность и психологическую достоверность образов, характеры которых очерчены ярко и выпукло. При этом исполнителям и больших, и маленьких ролей - раздолье, каждому предоставлена возможность в полной мере проявить свое актерское дарование и подлинный кураж. Но это все – в жестких рамках замысла режиссера и его неуемной фантазии, воскресившей на сцене пьянящую атмосферу оперы-буффа. Михаилу Панджавидзе не понадобились для этого атрибуты все еще модного у нас постмодерна и иные сомнительные приемы современной режиссуры.
На сцене все, как в жизни, но как бы и через увеличительное стекло. Действию присуща яркая театральность с элементами озорства, трюкачества и гротеска. Достаточно вспомнить хотя бы выкатываемый на сцену в начале действия необычный фургон. Начиненный бесчисленным множеством шкафчиков, ящиков и конторок он, как вскоре выясняется, не что иное, как жилище заглавного персонажа. А сколько ловкости и сноровки требуется от актеров, которым, подобно цирковым акробатам, приходится работать с этим сценическим атрибутом, не забывая при этом о вокале.

Когда «тесно» на сцене
Режиссером проработаны мельчайшие детали взаимоотношений персонажей, придуман целый каскад блистательных мизансцен. Таковы, например, сцена «смуты» недовольных графом Альмавивой музыкантов, лукавое объяснение Розины и Фигаро, эпизод, когда прячущийся под столом заглавный герой разыгрывает там для публики уморительный спектакль-пантомиму. Или представленная с элементам гофманианы ария о клевете напоминающего черного пуделя - спутника дьявола дона Базилио, во время которой полыхают молнии и слышатся раскаты грома (художник по свету Сергей Шевченко, Москва). Действию, разворачивающемуся живо и непринужденно, порой тесно в пределах сценической площадки, и оно выплескивается то к музыкантам оркестра, то в зрительный зал, вовлекая публику в перипетии сюжета.

Фиоритуры и каденции – по силам
В премьерных спектаклях удалось собрать великолепный состав певцов, достойных в своем большинстве называться россиниевскими. Прекрасно звучал и вполне достойно выглядел в игровых эпизодах хор - хормейстер Валерия Навротская. Всем исполнителям ведущих партий были по силам не только необыкновенной красоты мелодии арий и ансамблей, но и изысканная вязь придающих «Севильскому цирюльнику» особое очарование виртуозных фиоритур и каденций, - то, что частенько - как бы по умолчанию - просто исключается из исполнения этой и других опер Россини.

Рождены для Розины и Фигаро
Вне конкуренции были занятые в первом премьерном и частично перешедшие во второй премьерный спектакль гости, составившие безупречный ансамбль певцов-актеров и явившие слушателям подлинное пиршество вокала. Партию Розины дважды исполнила солистка Екатеринбургской оперы, обладательница редчайшего голоса – сильного, ровно звучащего во всем диапазоне колоратурного меццо-сопрано Надежда Бабинцева. Именно для такого типа голоса и была написана партия Розины, которую в России, как правило, исполняют высокие колоратурные сопрано. Певица создала удивительно яркий и выпуклый образ знающей себе цену, своевольной и даже настырной юной затворницы. Ее Розина - еще та «штучка», ей палец в рот не клади. В течение нескольких последних десятилетий на самарской сцене такой голос слышать не доводилось.
Также выступивший в двух спектаклях обладатель роскошного по тембру баса-баритона солист Пермской оперы Владимир Тайсаев – неподражаемый Бартоло. Партия требует не только полного голосового диапазона, но и виртуозной техники и безупречной артикуляции в головоломных скороговорках.
Молодой солист московской «Геликон-оперы» Константин Бржинский, кажется, рожден для партии Фигаро. Артистичный, обладающий искрометным темпераментом и звонким по тембру, собранным, достаточно подвижным лирическим баритоном певец создал буквально фонтанирующий позитивную энергетику образ заглавного героя оперы.
Особый разговор о московском певце Дмитрии Трунове - исполнителе теноровой партии графа Альмавивы. Ввиду необыкновенной сложности и насыщенности виртуозными пассажами, эта партия обычно в наибольшей степени подвергается сокращениям, а заключительная, по существу венчающая действие ария Альмавивы почти никогда не исполняется. В самарской постановке все купюры открыты, и певец достойно справился со всеми вокальными головоломками, убедительно сыграв при этом обаятельного богатого ловеласа.

Самарская когорта: не растерять актерского драйва
Из ведущих партий оперы только в басовой партии Дона Базилио в двух составах выступили самарские солисты. Ее на равных исполнили Андрей Антонов и Ренат Латыпов. Альмавиву и Фигаро спели по одному разу Дмитрий Крыжский и Георгий Цветков соответственно. Для большинства из них россиниевский репертуар не столь привычен, и вхождение в него потребует значительных усилий. При этом нужно сохранить и усвоенную, очевидно, с немалым трудом филигранную партитуру непринужденного, насыщенного живыми эмоциями сценического действия, не растерять того, что называют актерским драйвом. Только при этих условиях можно будет говорить о «Севильском цирюльнике» как о самарском эксклюзиве, в котором, конечно, не обойтись без приглашенных солистов.